Каким был 2024 год для экономики Азербайджана? Чем республика может гордиться, с какими трудностями сталкивается и какие перспективы открываются?
Об этом и о том, над чем еще предстоит работать, в большом интервью Minval.az рассказал известный экономист, председатель Общественного совета при Министерстве труда и социальной защиты населения, профессор Эльшад Мамедов.
— Как снижение мировых экономических темпов, продолжительные конфликты и другие геополитические факторы в целом повлияли на формирование макроэкономической среды в Азербайджане?
— Безусловно, внешние риски и вызовы, те проблемы, которые испытывает мировая экономика, структурный экономический кризис, связанный с серьезными диспропорциями мировой экономики, не может не сказываться и на внутренней экономической повестке в нашей стране. Нужно понимать, что мы, являясь частью этой глобальной мировой системы, практически импортируем те проблемы, которые там происходят.
В значительной степени мы это можем наблюдать на внутреннем потребительском рынке — фактически существенная доля внутренней инфляции – это импорт. В силу импортозависимости мы вынуждены импортировать те изменения цен, которые происходят на мировом рынке. Это все давило на нашу экономику и в 2024 году, но нам удалось в целом сохранить экономическую устойчивость, что связано с целым рядом факторов. Во-первых, Азербайджан – действительно обеспеченная ресурсами страна, и в условиях кризиса те страны, которые обладают природными и трудовыми ресурсами, имеют преимущество. С другой стороны, экономический курс в целом, считаю, оправдан, он нацелен на развитие человеческого капитала в стране. И как следствие начиная с 2018 года реализуются системные преобразования в сфере социальной защиты и достижения эффективности и прозрачности в этой сфере, что позволило решать целый ряд социально значимых задач. Это касается и социально уязвимых слоев населения, и повышения фонда оплаты труда по стране, его соотношения к объему национальной экономики, то есть это целый ряд индикаторов, которые в своей реализации страховали ее от тех рисков, которые действительно имели место быть. Думаю, что упор на социальную составляющую в значительной степени позволил и сохранить внутреннюю платежеспособность на нашем потребительском рынке в первую очередь. Считаю, что этот курс стал основой в целом для сохранения устойчивости азербайджанской экономики.
— Вы коснулись социальной экономики. Есть другие отрасли, которые бы Вы могли назвать успешными в плане развития в 2024 году?
— Анализируя экономическую повестку в целом, то есть то, что происходит в экономике любой страны, нужно понимать, что устойчивое экономическое развитие и достижение устойчивых темпов роста напрямую связаны с инвестиционными показателями. В Азербайджане все эти годы фактически государство является основным драйвером инвестиционного внутреннего процесса и те крупные инфраструктурные проекты, в которые вложилось наше государство, — а это касается крупных транспортно-логистических проектов, а также тех, что реализуются на освобожденных от оккупации территориях -, на самом деле стали драйвером для того, чтобы мы поддерживали внутреннюю экономическую стабильность и повестку.
Надо признать, что пока институт частных внутренних инвестиций в нашей стране далек от оптимального. Считаю, что в ближайшие годы надо не просто в процентах, а разах увеличить объем частных внутренних инвестиций. Потому что государство вкладывается в инфраструктуру, но нужен качественно и количественно другой уровень частных инвестиций. Даже если посмотреть на структуру банковских активов, в системе банковского кредитования доля инвестиционных проектов ничтожно мала – по моим данным, это примерно около 5%. Это очень низкий показатель.
Думаю, что постепенно нам нужно развивать институт частных внутренних инвестиций, поскольку это основной ключ к тому, чтобы экономические показатели были бы устойчивыми. До сегодняшнего дня мы в значительной степени поддерживаем этот нынешний экономический темп за счет государственных капвложений. Но они не безграничны.
— Как запустить институт частного внутреннего инвестирования?
— В первую очередь мировая практика и экономическая наука нам говорят о том, что в условиях рыночной экономики нужно развивать институт внутреннего кредита. У нас пока наш банковский сектор очень слабо генерирует кредиты для реального сектора экономики. Призвание самого банковского сектора состоит в том, чтобы создавать деньги и служить трансмиссионным механизмом между финансовым и реальным производственным сектором экономики.
Считаю, что у нас этот трансмиссионный механизм не работает в нужном объеме и качестве. Его нужно сформировать. У нас очень низкий коэффициент монетизации экономики – это показатель соотношения денежной массы к объему национальной экономики. Если обратиться к передовым в экономическом плане странам, считаю, что нам нужно как минимум в четыре раза увеличить этот показатель. Для этого нужно, чтобы банковский сектор генерировал инвестиции.
Есть и второй источник – это рынок ценных бумаг. Но он в этом смысле вторичен. Нужно, чтобы мы достигли такого уровня денежной массы, чтобы инвесторы обращались через рынок ценных бумаг и таким образом генерировали бы инвестиции. Поэтому на первом этапе нам нужно развивать банковский кредит, нацеленный на реальный производственный сектор, причем нацеленный как на внутренний рынок, так и на внешний. Потом уже через развитие рынка ценных бумаг комбинировать. Но на данном этапе без института банковского кредита, то есть без его устойчивого, опережающего развития решить эту проблему будет крайне трудно.
— В каких отраслях зафиксирован спад и каковы причины?
— Современные экономические исследования и методология вызывают большое количество вопросов. Это касается не только Азербайджана. Мы говорим об экономическом росте, но ведь он исчисляется в соотношении с индексом цен, потому что если вы производите какое-то количество товаров, и посмотрите на наши экономические аналитические современные материалы, то в абсолютном их большинстве исчисления идут в денежном выражении, а денежное выражение – это всегда инфляция. Это должно быть учтено.
По методологии подсчета инфляции имеются очень большие вопросы в мировом масштабе. И говорить о том, что какая-то сфера сегодня без скидки на эти инфляционные показатели развита в большей или меньшей степени, крайне трудно.
Но эмпирически мы можем видеть, что есть сферы, где у нас наблюдаются позитивные процессы, в первую очередь, по добыче газа. У нас газ на сегодняшний день превращается в один из основных драйверов. А по нефти ситуация несколько иная. В силу технологических причин объем добычи падает и это негативно влияет на общую экономическую ситуацию в стране, потому что нефть является главным нашим экспортным товаром. Безусловно, снижение добычи нефти, несмотря на какое-то поддержание стабильности в ценах, играет уже свою негативную роль.
Что же касается неэнергетического сектора, у нас по определенным направлениям сельского хозяйства имеются позитивные результаты, но и это, надо признать, благодаря мощной поддержке государства. Пока частный сектор недостаточно подтягивается к этим процессам, а причины тому мы уже обсудили.
— В период роста цен на товары и сырье какие меры принял Азербайджан и насколько действенными они оказались?
— Здесь надо отдать должное нашему правительству, которое приняло целый ряд усилий, в первую очередь по смягчению фискальной нагрузки на производственные направления, в том числе и на экспортоориентированную продукцию. Мы видим, что реализуется программа серьезной фискальной поддержки сельского хозяйства, развития агропромышленного комплекса. Это важно, потому что позволяет поддерживать какой-то уровень возможности для наших сельхоз производителей. Кроме того, на внутреннем потребительском рынке больше конкурентоспособной продукции внутреннего производства. Это в значительной степени возможно благодаря государственной поддержке. Сегодня этот сектор получает эту поддержку, но вместе с тем мы видим, что имеются проблемы с высокими ценами даже на внутреннюю продукцию, что связано с монополизацией торговых сетей и опять-таки с тем, что пока наш реальный производственный сектор не получает нужный доступ к кредитованию.
Без источника финансирования развивать производственные процессы крайне сложно. Нужно наращивать инвестиции, обеспечивать выход товаропроизводителей к кредитным ресурсам. Причем этот доступ должен быть реалистичным. Если сегодня предлагать кредиты товаропроизводителю под 15% или 20-22%, то абсолютное большинство эти ресурсы не сможет вернуть и станет банкротом, либо будет направлять эти средства не в те сферы, которые приоритетны для нашей экономики. Такие кредиты можно вернуть, если вы вкладываетесь в иностранные ценные бумаги в большинстве своем спекулятивного характера. Но вкладываться в производство на таких условиях, получать рентабельность и возвращать эти проценты — крайне проблематично.
— Западная антиазербайджанская политика дискриминации как-то повлияла на экономику страны? В каких секторах экономики Азербайджан ощутил ее последствия, либо это стало толчком к поиску новых решений и партнеров?
— Экономическая политика наших властей направлена на защиту национальных интересов. Это позволило нам избежать серьезных рисков, связанных с внешним давлением, а также проблем, с которыми столкнулись наши соседи. Этот тренд на то, что мы не присоединились к каким-то односторонним санкциям против каких-то государств, которые не получили признание на уровне международных соответствующих структур, на самом деле тоже стимул для экономического развития, потому что мы тем самым получили доступ к экспортным рынкам, что стимулировало и внутреннее производство. Вместе с тем, несмотря на оказываемое на нас давление в связи с проведением саммита СОР29, мы фактически позволили благодаря продуманной политике сохранить наши основные конкурентные преимущества на энергетическом рынке. И глава государства очень продуманно выдвинул тезис о том, что те наши традиционные конкурентные преимущества и по нефти, и по газу, которые мы имеем, они будут сохранены. То есть мы не подчинились этому диктату, который имел место быть в отношении нефтедобывающих стран со стороны целого ряда центров коллективного Запада. Мы сохранили этот устойчивый тренд на развитие энергетического сектора. Более того, мы начали инвестировать и в альтернативные источники генерации электроэнергии, но не в ущерб традиционным. Считаю, что национально ориентированная политика позволила нам избежать негативного последствия внешнего давления.
— Каким был уровень инфляции в минувшем году и ваши прогнозы на 2025?
— Это очень сложный вопрос. Пока официальной статистики нет, но есть определенные прикидки. Думаю, что экспертные оценки в значительной степени отличаются от официальной статистики. Это проблема не только нашей страны. Думаю, что потребители могут задаться вопросами по официальной статистике, потому что и методология подсчета инфляции должна претерпеть существенные изменения, поскольку не позволяет сформировать реальную картину изменения индекса цен в стране.
Если вы возьметесь анализировать изменение цен на мясо, то сегодня вы можете в качестве цены для соответствующих аналитических выкладок взять мясо какого-то одного бренда, завтра – другого, и если тот будет выпадать из рынка, то, конечно, таким образом мы можем стать свидетелями искажения реальной ситуации с индексом цен. Поэтому сегодня есть разные подходы к реальным показателям инфляции в стране. Считаю, что все равно главное сейчас даже не то, каковы были главные показатели инфляции, а то, как эффективно с ними бороться.
— И как же?
— Для того, чтобы эффективно бороться с инфляцией, нужно в первую очередь правильно ее диагностировать, верно обозначить причины ее формирования и охарактеризовать. Потому что в экономической науке есть четкая классификация – инфляция спроса и инфляция предложения.
Инфляция спроса связана с избытком денежной массы у потребителей. То есть у нас больше денег, мы будем давить на рынок нашей денежной массой и производители, и представители сферы предложения будут взвинчивать цены, потому что спрос повышается. У нас же в стране инфляция в последние десятилетия не связана с избытком денежной массы. Согласитесь, трудно сказать, что сегодня у наших потребителей очень много денег и поэтому растут цены. Наоборот, у нас инфляция предложения, или как ее еще называют, инфляция издержек. Получается, когда банковские кредиты выдаются под высокие проценты, о чем мы уже говорили, формируется инфляционная спираль. Если кредиты выдаются под высокие проценты, то меньше инвестируется, значит, меньше объем производства. При этом людей меньше не становится. Значит, больше импорт и мы становимся заложниками импортируемой инфляции, то есть, если в других странах цены повышаются, автоматически мы вынуждены импортировать инфляцию. Таким образом, у нас инфляция издержек и в конечном счете, когда вы больше импортируете, то и на валютный рынок идет соответствующее давление. Следовательно, больше валюты уходит из страны.
Для эффективной борьбы с инфляцией нам нужно четко определить, что у нас инфляция издержек и нужно производить товары. Чем больше внутренних товаров на рынке, тем стабильнее будут цены и меньше будет соблазна у товаропроизводителей поднимать цены, аппетиты будет усмирять конкуренция.
Кроме того, нам нужно стабилизировать тарифы на услуги естественных монополий. Это очень важно. Хотя бы на два года следовало бы заморозить повышение тарифов на газ, электроэнергию, что непосредственным образом влияет на цены, поскольку любое изменение по этим направлениям автоматически отражается на внутреннем рынке. Также необходимо поддерживать устойчивый курс нашей национальной валюты, потому что все эти разговоры о свободном плавании абсолютно вредны и неприемлемы, поскольку приводят к высоким показателям волатильности на внутреннем рынке. Вообще курс валюты должен быть стабильным и предсказуемым, потому что ни один инвестор не станет вкладываться в долгосрочные проекты, не будучи уверенным в стабильности курса.
— В январе-октябре 2024 года рост ВВП составил 4,9%, в 2023 году – 1,1%. Чем обусловлен рост?
— Рост ВВП – это всегда соотношение количества добавленной стоимости и показателей инфляции. Если на какой-то процент неверно посчитать инфляцию, то есть ниже реальной, то автоматически будет наблюдаться экономический рост. Поэтому я думаю, что любые вычисления в экономике в денежном выражении не могут быть до конца индикаторами.
Вторая сторона вопроса состоит в том, что все проекты, связанные с ненефтяным сектором, уже дают определенные результаты. У нас этот рост в значительной степени, я бы даже сказал в решающей, обеспечивается ненефтяным сектором. Это как раз результат тех инвестиционных решений, которые были приняты на уровне руководства страны по развитию ненефтяного сектора, и сегодня мы видим их результат в какой-то степени.
— Международный валютный фонд прогнозирует среднегодовую инфляцию в Азербайджане на уровне 2,1% в 2024 году, 4,8% — в 2025 году и 4% — в 2029 году. Министерство экономики прогнозирует среднегодовую инфляцию в АР на уровне 2,7% в 2024 году, 4,6% в 2025 году, 4% в 2026 году и 3,8% в 2027-2028 годах. О чем говорят эти показатели в сравнении с другими странами региона?
— Мне как эксперту было бы очень интересно посмотреть, на что ориентировались составители этих прогнозов, потому что этот процесс многофакторный, тем более, когда речь идет о прогнозах по инфляции на макроуровне. А на это влияет много факторов. Очень сомневаюсь, что все эти моменты были учтены, потому что, насколько я знаю, те эконометрические модели, на основе которых они делают свои прогнозы, очень часто далеки от реальности.
Все показатели в значительной степени будут связаны с объемом инвестиций, производственным сектором. По итогам года мы видим, что у нас существенные проблемы с инвестиционной активностью частного сектора. Если мы не будем наращивать через внутренние частные инвестиции внутреннее производство, то будем опять подвержены инфляционным рискам извне. Тогда возникает вопрос, просчитывали ли тот же Всемирный банк, МВФ или Министерство экономики те инфляционные возможности наших основных внешнеторговых партнеров по импорту?
Если у нас доля импорта из России на потребительском рынке достаточно высока, считали ли они, что будет с российским рублем, или турецкой лирой, ведь из Турции мы тоже очень много импортируем. То же самое с Ираном и Грузией. Так что, хотим мы того или нет, будем вынуждены это тоже анализировать, потому что без этого картина будет неполной.
Если у наших торговых партнеров случится девальвация, а мы поддерживаем курс нашей национальной валюты стабильным, то тогда их продукция на нашем же рынке будет дешевле. Естественно, для их товаропроизводителей создастся комфортная ситуация, потому что наши производители товаров работают на манате, а они – на своей падающей валюте. Поэтому момент того, что импортный продукт на рынке будет дешеветь, — это нормально, поскольку любая девальвация – это стимулирование экспорта.
Мы будем сталкиваться с тем, что они через девальвацию будут получать разные конкурентные преимущества на азербайджанском рынке. Поэтому нам надо опираться не на какие-то эконометрические модели, а на то, что нам нужно больше производить внутренней продукции, тем более учитывая мировой кризис, следует уменьшить зависимость от внешних факторов. И тогда пороговые показатели по инфляции, думаю, будут достижимы.
— Насколько удовлетворительны показатели экономического сотрудничества между Азербайджаном и Россией с учетом антироссийских санкций?
— Думаю, что мы далеки от потенциала. Сегодняшний показатель товарооборота в размере 4-5 млрд в ближнесрочной перспективе — это даже не половина имеющегося потенциала. Так происходит, потому что мы туда направляем ненефтяную продукцию, но нам больше нужно стимулировать сырьевой сектор, продукцию с более высоким переделом, с более высокой добавленной стоимостью. Для этого нам с нашими российскими коллегами нужно создавать мощные производственные центры, кластеры, где бы мы вместе производили высокотехнологичную продукцию с приоритетом выхода как на российский, так и на азербайджанский рынок. Для этого имеется очень большое окно возможностей.
Антироссийские санкции – это очень большие возможности для Азербайджана, потому что примерно треть российского импорта – это те страны, которые применяют санкции. Значит, примерно треть внутреннего российского рынка выпала и это огромное окно возможностей. Если мы на этом рынке будем представлять хоты бы 5% этих возможностей импорта, если заместить азербайджанской продукцией, то это будет 5 млрд ненефтяного экспорта Азербайджана. А сегодняшний ненефтяной экспорт у нас порядка 3 млрд. Мы можем увеличить эти показатели, что является приоритетом для нашего правительства. Возможностей очень много, но мы пока далеки. Думаю, что наши отношения с Россией должны развиваться и на уровне экономических субъектов, и степень технологических коопераций между хозяйствующими субъектами Азербайджана и России нужно наращивать с тем, чтобы получать более широкие рынки сбыта, потому что 150 млн населения – это огромный потенциал.
Углубление технологической кооперации — это новые рабочие места, что уже своего рода стимул для развития науки и образования. Чем сложнее экономика, тем больше спроса на подготовку более высококвалифицированных кадров.
— Как бы Вы оценили выполнение Азербайджаном обязательств по поставкам энергоресурсов в прошлом году?
— Считаю, что Азербайджан в отличие от большого количества стран, которые в условиях турбулентности не выдержали экзамен на прочность, продемонстрировал себя как надежный торговый внешнеэкономический партнер. Все обязательства перед внешними партнерами, контрагентами, где речь идет о конкретных торговых операциях, азербайджанская сторона выполнила. Хотелось бы, чтобы и наши торговые партнеры также ответственно относились к обязательствам внешнеэкономического характера, как к ним относится Азербайджан.
— Азербайджан делает успехи в области зеленой экономики. Какова Ваша оценка совершенствования законодательной и институциональной среды для продвижения сектора возобновляемых источников энергии?
— Конференция СОР29 – это платформа, которая продемонстрировала, что взвешенный подход нашего государства к проблеме зеленой энергетики оправдан. Считаю, что в рамках данной платформы мы получили возможность озвучить эти тезисы и получили понимание со стороны развивающихся стран.
Пресловутая зеленая повестка, к сожалению, превратилась в рупор для тех «успешных» в эконмическом плане стран, которые долгие годы больше остальных загрязняли окружающую среду, и, исчерпав свои природные ресурсы, переходят на зеленую повестку с тем, чтобы навязать свои финансовые возможности и через них фактически посадить на новую «иглу» развивающиеся экономики.
Если сравнить показатели загрязнения и долю Африки с теми же странами Запада, то разница будет не в процентах, а разах. Сегодня эти же страны применяют в очередной раз принцип двойных стандартов, пытаются навязать эту зеленую повестку, чтобы развивающиеся страны платили за инвестиции в зеленую повестку, закупали бы у тех же стран Запада технологии, и тем самым давали бы импульс их развитию. Но здесь экономика сыграла свою положительную роль, потому что Китай стал фактически лидером производства и ветряков, и солнечных панелей. Мы видим, что Запад угодил в ту ловушку, которую сам пытался организовать. Те же развивающиеся рынки, вкладывая в свою зеленую инфраструктуру, закупают продукцию у Китая больше, чем у этих государств. Этот момент тоже вызывает агрессивную реакцию — Запад пытается ввести какие-то санкции в отношении Китая.
На последнем саммите мы как раз видели, как западные страны противодействовали расширению бюджета на реализацию зеленой повестки. Но благодаря позиции Баку все же удалось выбить хоть какие-то цифры, хотя эти государства так и не дали выйти на соответствующий пороговый показатель.
Развитие зеленой повестки все же должно в первую очередь опираться на Цели устойчивого развития, которые были провозглашены ООН. А там уже на более высоком уровне ранжируются вопросы, связанные с борьбой с бедностью, нищетой, универсальным доступом к энергоресурсам. То есть это ставится выше, чем борьба с природными изменениями, потому что решение проблем с продовольственной и энергетической безопасностью намного важнее. Вопросы же загрязнения окружающей среды должны решаться в системном плане.
Когда идет разговор о борьбе с изменением климата и ухудшением состояния экологии, нужно четко, на научном уровне определить, что является основным источником изменения климата, где больше всего идет процесс загрязнения окружающей среды, и какова роль антропогенного фактора. Уверяю, что доля карбоновой эмиссии и в климатических изменениях, и в плане загрязнения окружающей среды по тем реальным обоснованным выкладкам значительно ниже той, которая декларируется в соответствующих программных документах существенного количества стран Запада. С точки зрения даже карбоновой эмиссии мы можем стать свидетелями того, что это опять те же страны, которые больше всего агитируют за зеленую повестку.
Изменения климата были даже в те годы, когда человек практически никак не влиял на производственные и экономические процессы. Были очень серьезные перепады температур, когда антропогенный фактор отсутствовал.
С другой стороны, мы говорим об альтернативной генерации. Сегодня львиная доля эмиссии — это авиатранспорт. Допустим, мы какую-то часть транспорта переведем на электромобили и т.д. А в каком веке наши самолеты станут летать на электричестве? И потом – сколько нам потребуется газа и нефти для беспрерывного процесса генерации такого объема энергии? Солнце и ветры не постоянны. По крайней мере, на нынешнем этапе технологического развития весь этот энергетический потенциал выстраивать на альтернативных источниках не представляется возможным. К этому нужно подходить системно, взвешенно, комплексно.
— Внешний государственный долг Азербайджана составил 7,3% ВВП. Это результат диверсификации экономики или реформ?
— Позиция руководства страны, направленная на снижение внешнего долга, адекватна. Здесь имеется еще потенциал для прироста внешнего долга, если посмотреть на международную практику. Но позиция наших властей заключается в том, чтобы снижать эти показатели. Благо, что внутренний потенциал у нас имеется. Не надо забывать, что у нас очень крупные для нашей национальной экономики золотовалютные резервы, которые позволяют полностью покрыть наш внешний долг. Конечно, об обнулении внешнего долга речи не идет, но, учитывая волатильность на внешних рынках, нужно оптимизировать в сторону еще большего снижения показателей.
Считаю, что и по золотовалютным резервам нам нужно будет сделать упор на именно физическое золото, потому что рынок акций сегодня на глобальном уровне высоко турбулентный и то, что наблюдается по целому ряду направлений – IT и цифровые валюты и т.д., тот всплеск не может считаться устойчивым.
Поэтому и наши внешние инвестиции должны быть менее рискованными. В таких условиях самая спокойная гавань – это золото. И тут есть над чем задуматься. И с точки зрения снижения внешних долгов, считаю, что у нас должна быть проведана политика по снижению. В Азербайджане внутренние возможности для прироста инвестиций есть, и нет необходимости для увеличения внешнего долга.
